Он был очень симпатичным мальчиком. Черные кудрявые волосы, синие, как небо, глаза, и неподкупно-искренняя белая улыбка. Его имя было тоже особенным – Слава. Только изредка,  когда хотели разговаривать с ним строго, называли его Вячеслав. А жестко с ним часто разговаривали, и причиной тому была излишняя энергичность и неусидчивость парнишки.

Он не был хулиганом, не приносил никому вреда – просто, как говорят, его всегда «было много». В церкви, которую посещал, практически был знаком со всеми углами, и побывал, наверное, под каждой лавкой. Мальчик обожал приходить сюда, у него всегда было много вопросов, и что интересно – они всегда появлялись во время проповеди.

«Да подожди ты малость, - воскресным утром шипели ему бабушки, - потом спросишь, чё не понял».

«Да цить ты, уймись наконец», - с хоровой возвышенности шепотом окликал Тимофей Мироныч, подготавливая хор к исполнению песни. Только дедушка Мефодий, самый старенький в общине, каждый раз после собрания подходил к мальчику, доставал из кармана «дюшеску» и нежно гладил его по не всегда чистой головке, приговаривая: «Хороший ты мальчик. Иисус тебя очень любит».

Слава жил в двух кварталах от церкви. Никто из его родственников не посещал ее. Три с половиной года назад умерла его мама, мальчишке тогда исполнилось только семь лет. Она, когда еще была жива, часто приходила со Славой в эту церковь, которая была единственной в районе, и каждый раз просила денег или чего-то поесть. Если женщине что-то и получалось заполучить, она сразу же переводила все в «хмельную жидкость», а ребенок, естественно, оставался голодным и забытым.

Мама умерла как раз в воскресенье. Слава очень хорошо запомнил тот день. Люди, нарядно одетые, шли в церковь, а он в это время находился в квартире возле посиневшего тела умершей матери. Из окна мальчик всматривался в лица счастливых христиан, еще не осознавая, что остался сиротой. Под вечер пришли соседи и вызвали скорую, милицию и позвонили бабушке в село, сообщив о смерти дочери.

Слава знал эту церковь, любил этих людей, ему нравилось бывать в этом месте. Воскресная школа приводила его в восторг. Правду сказать, мальчик часто не верил в правдивость историй, которые слышал, они казались ему нереальными. Он перебивал учительницу Оксану разными вопросами, отбирая время, предназначенное и для других детей. Ему просто не было с кем пообщаться «по душам». Бабушка, которая переехала в их квартиру и взяла мальчика под свою опеку, стала его единственной в мире родственницей. Но она постоянно болела, была раздражительна, поэтому на все разговоры и вопросы Славы реагировала молчанием или короткой, но грозной тирадой.

Кто-то из родителей детей, посещавших воскресную школу, начал предостерегать других родителей не подпускать своих сыновей и дочерей к Славчику, - ведь, возможно, у него есть вши. Но слово «возможно» никто так и не расслышал. Дети, которые раньше играли с ним и дружили, отходили в сторону, когда он подходил к ним.

Со стороны друзей Слава почувствовал к себе охлаждение. Да уже и дедушки Мефодия не было в церкви, так как тот  сильно болел, поэтому каждый раз должен был оставаться дома.

Мальчик обиделся на церковь.

Хотя члены церкви знали адрес Славы, но никто к нему не наведывался, думая, наверное, что это сделает кто-то другой. А через несколько месяцев он удачно забылся, - как будто бы его никогда и не было.

В это время у подростка как раз появилось много манящих альтернатив: улица, дворовые закоулки, первые банды, и ребята, которые принимали в свою среду таких же «искалеченных душой», как и сами.

Мальчик ожил. Появились карманные деньги. Что-то просил, что-то отбирал, что-то находил, а что-то давали добрые люди - и так продолжалось до тех пор, пока его не поймала милиция за кражу и взлом торгового ларька. Собственники торговой точки тогда простили Славу, потому что в присутствии взрослых он долго плакал и обещал, что это было в последний раз.

В его жизни было только два обещания, которые он хорошо помнил; первое из них прозвучало в воскресной школе, но в сердце осталось навсегда. После одного из уроков о страдании Христа, он тихонько пообещал сам себе: «Иисус, я Тебе никогда не сделаю больно».

Слава вспомнил обет, данный в четырнадцатилетнем возрасте, и, соединив его с обещанием не делать больше вреда людям, действительно начал новую жизнь. Он не стал краснодипломщиком, но честным трудом заработал на рынке свои первые деньги, на протяжении семи лет занимаясь развозкой и доставкой продуктов по рынку. Потом он арендовал ларечек и начал продавать овощи, а вскоре уже смог нанимать продавцов и арендовать еще и другие ларьки.

Честный, трудолюбивый и благородный - вот каким он стал после обета, данного Господу.

Да, он читал Библию – чаще всего Новый Завет. Да, он любил Того, Кто был для него примером терпения и любви. Не все понимал в Писании, но его жизнь стала четким образцом достойной христианской жизни.

Однажды он вспомнил Дом молитвы, который стоял на том же месте, что и пятнадцать лет назад, и решил зайти туда, даже сам не зная, зачем ему это надо.

Это было воскресенье. Очередная годовщина смерти матери. Элегантный и дорого одетый мужчина вошел в здание церкви. Внимание прихожан было полностью устремлено к нему, казалось, даже проповедников в тот день слушали не очень внимательно. Все ждали заключительного «аминь!», после чего дружно потянулись к незнакомцу. Улыбок и протянутых для приветствия рук трудно было и сосчитать.

«Как вам у нас?», «Откуда вы?», «Брат,  из какой вы церкви?», «Кажется, где-то я вас уже видел - не из Киева ли вы?»...

«Мое имя Вячеслав, но когда-то в этом доме меня называли просто Славой. Я снова пришел туда, где мне всегда было хорошо, и где я нашел своего лучшего Друга».

Тишина… Удивление… Полуоткрытые рты… Отсутствие нужных слов и общий шок.

Уже около двери седовласый регент Тимофей Мироныч догнал Вячеслава, нежно обнял его и тихо, сквозь слезы, на ухо прошептал: «Прости нас, сынок... Как хорошо, что ты снова пришел домой... Мы тебя больше не отпустим!»…